Классификация субъективных прав по признаку абсолютности и относительности, вещности и обязательственности в науке гражданского права и философии: трудности единой методологии

С. Синицын, кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и процесса Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации

Автором рассматриваются методологические проблемы использования современными авторами сложившихся в философии представлений об абсолютных и относительных; вещных и обязательственных правах для решения вопросов систематизации субъективных гражданских прав в юридической науке. Он также придерживается точки зрения о недопустимости использования философских конструкций для решения проблем современной науки гражданского права.

Актуальность и сложность рассмотрения обозначенной в заглавии статьи проблематики вытекает из «популярности» обращения современной юридической науки к трудам выдающихся философов прошлого и настоящего, главным образом И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля, в качестве безапелляционного эталона научной мысли и подспорья в цивилистических исследованиях.

Разумеется, мы не намерены огульно отрицать их огромное значение. Тем более что сама проблематика абсолютных и относительных прав предопределена именно философскими воззрениями и их интерполяцией на правовую почву задолго до современных авторов. Впервые такой подход получил отражение в работах Г. Хюфеланда /1/.

В поисках всеобъемлющей классификации субъективных прав в начале ХIХ века под влиянием философских идей И. Канта, Р. Декарта, И. Фихте немецкая юриспруденция практически адаптировала философские конструкции абсолютности и относительности для собственного научного аппарата. Именно адаптировала, но не «списала» и не скопировала! Таков генезис, но нас более интересует корректность, допустимость и целесообразность использования современными юристами философского учения для аргументации специфики собственных выводов в науке гражданского права. Повышенного внимания требует прогнозирование ожидаемых от этой операции результатов.

Необходимо помнить, что изначально перед юристами и философами стоят разные задачи, которые не стоит ни смешивать, ни взаимозаменять. А потому, научные результаты, получаемые от творческой деятельности тех и других, не могут подлежать какому-либо сравнению особенно в тех случаях, когда речь идет о решении фундаментальных проблем гражданского права, имеющих высокое прикладное значение. Нет сомнений, что вопросы определения принципов и критериев систематизации субъективных прав, их индивидуальных признаков, и в частности, проблемы построения системы абсолютных и относительных прав, образуют не только краеугольные камни теории гражданского права, но и имеют высочайшее прикладное значение.

Вместе с тем весьма непросто отрицать влияние философских подходов на развитие юридической науки. Указанный процесс адаптации наполнил характеристики абсолютности и относительности специфическим содержанием, отличным от категорий философии. Подчеркнем, что Г.В.Ф. Гегель считал абсолютным то право, которое может быть признано в отношении другого субъекта, подчеркивал его формальный характер ввиду зависимости от воззрений и воль иных субъектов /2/, а И. Кант характеристики абсолютности использовал для описания явления в тех случаях, когда требовалось показать его неограниченность.

Приведенные позиции философов как основы определения абсолютности того или иного субъективного гражданского права страдают неопределенностью и отсутствием четких идентифицирующих признаков, хотя бы потому, что существование прав, свободных от ограничений, в правовой действительности предположить достаточно сложно, а степень зависимости права от отношения третьих лиц едва ли может влиять на его универсальные свойства как вида: любое право заслуживает и может требовать всеобщего признания и неприкосновенности, но этим не должна обосновываться его абсолютность. В таком случае, каким видится внутреннее единство, система и содержание абсолютных прав; и при чем здесь философия? Этот вопрос уже не одну сотню лет остается без специального освещения.

Проблема эффективности взаимодействия философского и цивилистического подходов к понятию права и определению его вида заключается в адаптации и совместимости понятий философии и гражданского права, поскольку последнее безоговорочно связано с решением практически значимых проблем.

В свете рассмотрения вопросов абсолютности, относительности, вещности и обязательственности субъективных гражданских прав это предопределено проблемами классификации и систематизации прав, выявления их квалифицирующих признаков. Философские основы познания активно используются в контексте методологии исследования, но не нет никаких оснований для прямого заимствования цивилистами разработанными философами понятий и разделения субъективных прав.

По своему содержанию философские и цивилистические подходы к понятию и видам прав принципиально различаются и редко имеют общие точки пересечения. Это достаточно четко видно при изучении философских подходов к вещному и личному праву.

Своеобразие философского восприятия проявляется уже в понятии вещного права, которое И. Кант призывает считать не отношением лица к вещи, но лиц по поводу нее: «мое право словно дух сопровождает вещь и охраняет ее от всякого чужого посягательства» /3/.

Невозможные для юриста сравнения обнаруживаются далее, когда великий философ вводит особое понятие лично-вещного права как «права владения внешним предметом как вещью и пользования им как лицом» и заключает, что это «отношения общности свободных существ, которые благодаря взаимному влиянию … составляют целое». И. Кант оговаривает, что для возникновения этой общности (мужчина приобретает женщину; чета приобретает детей; семья прислугу) необходимо прямое указание закона, а эти приобретения неотчуждаемы. Впоследствии внимание обращается на двойственную природу отношений супругов, в котором каждый из супругов приобретает не только взаимные права на телесные взаимодействия, но и право друг на друга как на свободного индивидуума. И. Кант акцентирует внимание на том, что речь здесь идет не только о личных правах, но и о вещных, поскольку «если один из супругов ушел от другого или отдается во владение третьего, другой вправе в любое время и беспрекословно вернуть его, словно вещь, в свое распоряжение» /4/. Еще одной гражданско-правовой конструкцией пользуется И. Кант, когда говорит о внебрачном сожительстве как о «наеме какого-нибудь лица для однократного наслаждения» /5/.

Полагаем, что значение терминов «вещное право», «личное право», «лично-вещное право» здесь существенно видоизменяется в сравнении с цивилистическими прототипами, которые в данном случае должны иметь первостепенное значение. Некритическое восприятие юристами этого понятийного аппарата в чуждом гражданскому праву значении создает риск наслоения на него уже имеющихся классификаций прав на абсолютные и относительные. И тогда остается только догадываться, к открытию каких «удивительных» сочетаний могут прийти современные ученые-юристы, вдохновленные антологией философской мысли, рассуждая, к примеру, об относительно-абсолютной природе лично-вещного права или же вовсе об относительном характере вещных прав.

Попытку критического пересмотра учения о вещном, личном праве предпринял Г.В.Ф. Гегель, который счел, что в делении прав на вещные и лично-вещные беспорядочно смешиваются права, имеющие своей предпосылкой такие субстанциональные отношения, как семья и государство, и права, относящиеся только к абстрактной личности /6/. Далее Г.В.Ф. Гегель отвлекается от критики И. Канта и называет «нелепостью и бессмысленностью, лежащее в основе римского права деление на личное и вещное право (право на иски касается судопроизводства и сюда не относится)» /7/.

Однако нам трудно понять, о какой «основе римского права» здесь говорит проф. Г.В.Ф. Гегель. В каких памятниках римского права предлагается искать нормы, разделяющие права на личные, вещные и лично-вещные? Могут ли в источниках римского права в принципе быть обнаружены воплощенные в нормах права теоретические основы деления прав на вещные и личные? Каким образом дифференциация римских исков может образовывать самостоятельный классификационный принцип деления субъективных гражданских прав?

Ответы на эти вопросы отсутствуют в цитируемых сочинениях И. Канта и Г.В.Ф. Гегеля. Также философы не утруждают себя выяснением значения деления исков на in rem; in personam, хотя и регулярно обращаются к этим проблемам. А между тем исследование и разрешение именно этих вопросов не теряет актуальности для цивилистов.

Изложенное показывает, что цивилистические исследования далеко не всегда могут полагаться на достижения философской доктрины в области субъективных прав и их видов как на абсолютные истины, не требующие адаптации и проверки. Тем более представляется сомнительным избыточное цитирование и обращение современных цивилистов к фундаментальным философским произведениям и рассмотрение сквозь их постулаты ключевых проблем теории гражданского права. 

Литература

1. Hufeland G. Institutionen des gesammten positiven Recht. Jena, 1803.

2. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1991. С. 365.

3. Кант И. Метафизика нравов. Кант И. Собрание сочинений. М., 1994. Т. 6. С. 285.

4. Там же. С. 305-306.

5. Там же. С. 306.

6. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1991. С. 100.

7. Там же.